Слепой закат

— Уже началось? – спросила она так тихо, словно боялась спугнуть мгновение.

Я успокаивающе накрыл ладонью ее руку – кожа казалась ледяной по сравнению с моей. Мне хотелось скорее согреть эти тонкие пальцы с такими маленькими и совсем не гламурными ногтями, похожими на детские. Мягко вобрал податливую кисть в свою и ответил:

— Нет. Солнце еще над горой.

Прикосновения и звук голоса – то, что она ценит выше всего. В них она умеет улавливать тончайшие оттенки. И еще запахи. В ее невидимом мире ароматов гораздо больше, чем у меня. Пряные, горькие, теплые, пугающие, приторные, душные, светлые, сочные – я никогда не перечислю все эпитеты, которыми она сопровождает свои впечатления. Потому что я вижу глазами, а она – сердцем.

Нетерпеливо поерзав на пледе, который я развернул для нее на траве возле машины, она спросила буквально через минуту:

— А теперь? Что происходит теперь?

И посмотрела прямо в лицо так, что на миг у меня вновь появилась иллюзия, будто она может видеть.

— Прошло еще слишком мало времени, — спокойно ответил я, переводя потерявший мимолетную надежду взгляд на горы. – Но солнце уже меняет цвет с белого на желтый.

Она встрепенулась, вытянула шею, закрыла глаза, о чем-то подумала и сказала:

— Да, я чувствую. Оно уже не слепит.

«Какая ирония», — невольно промелькнуло у меня в голове. Но разворачивать размышления не стал и сосредоточился на закате. Просто держал ее сжатую в кулачок руку в своей и чувствовал, как мое тепло уже проникло в нее и согрело.

— Не молчи, — шепнула она привычным капризным тоном. – Расскажи, что теперь? Куда уходят его лучи?

Я окинул горизонт одним махом:

— Лучи его опоясывают всю вереницу гор. Вон та снежная макушка так мерцает и переливается, словно…

— Словно капли холодной воды, если ею брызгать из бутылки? – внезапно перебила она и подалась вперед.

Никогда меня не перестанут удивлять ее неожиданные ассоциации. Разве могу я понять до конца, что она чувствует? Я ограничен шаблонными навыками, которыми наделяют большинство людей. А она, которая с рождения смотрит через «волшебное стекло своей души» — разве можно ее сравнить со мной?

— Да. Снег сверкает как холодные брызги, — задумчиво согласился я.

— Это чудесно, — счастливо улыбнулась она и устроилась поудобнее.

Ее терпения опять хватило только на несколько секунд. И в воздухе повис новый вопрос:

— А теперь? Расскажи мне всё. Только очень подробно. Очень-очень подробно! Я хочу видеть красоту.

Сглотнув подступивший ком в горле, я встряхнул головой, отогнав никому не нужный приступ жалости, посмотрел внимательнее на запад и ответил:

— Теперь солнце превращается в оранжевый шар. Он ярко горит и будто… будто…

— Плавится, как кусок масла, если оставить его на столе рядом с плитой? – живо подсказала мне она.

Я кивнул, в очередной раз признавая свой провал в качестве рассказчика. Она почувствовала мой кивок и дружески толкнула в бок:

— Ну да, рассказчик из тебя так себе. Не умеешь ты видеть красоту.

Я угрюмо закивал, потому что она была абсолютно права. Не умею. Ни видеть, ни описывать. Ни читать мысли, как это получается у нее.

— Ладно, я пошутила, — засмеялась она и примирительно прижала на миг щеку к моей. – Продолжай. Это все равно интересно.

Я снова посмотрел на запад. В этот раз дольше и внимательнее. Потом набрал воздуха и начал говорить. Сначала мой голос звучал не очень уверенно, потом набирал все больше силы. И меня уже никто не перебивал. Она слушала меня молча: закрыв глаза, дыша прерывисто и боясь пропустить даже одно слово.

— Этот оранжевый шар раскаляется все сильнее. Он стал ярко-красным, и этим же цветом озаряет небо по нижнему краю. Макушки гор покрываются розовым оттенком. Нет, он уже становится малиновым. И снег мерцает яркими искрами. Солнце падает стремительно, почти как камень. Горы тянут его вниз. Но лучи отчаянно пробиваются через них и уже накрывают луг, подбираясь к нам. Небо горит в несколько слоев: чем ниже, тем пунцовее. Но чем выше, тем нежнее тона. Снизу – теплое, вверху – прохладное. Да! На самом верхнем слое уже и звезды зажигаются: там такая синяя глубина, и она становится все насыщеннее. А горы уже прячут солнечный диск. Но он продолжает сражаться: оплавливает набежавшее облачко. Вот оно меняет краски, расползается и почти растворяется в разноцветном небе… Тебе не холодно? Ты вся дрожишь!

Я  перевел на нее взгляд.

— Надо идти, ты вся замерзла. Солнце уже село. Пойдем скорее в машину, — засуетился я, поднимая ее за предплечья.

Она открыла глаза, прижалась ко мне всем телом и проникновенным голосом сказала:

— Спасибо. Это – лучшее, что ты описывал мне.

И благодарно обвила руками, с чувством собственника взявшись пальцами за шлейки на моих джинсах. Я наклонился и поцеловал ее в макушку:

— Я рад.

В машине мы ехали молча. Я искоса наблюдал, пытаясь угадать, о чем она думает. Судя по рассеянному взгляду вперед и улыбке, ей было хорошо. И размышляла она о приятном.

Дома я включил чайник, засыпал свежую порцию заварки и стал рыться в посудомойке в поисках ее любимой чашки. Сквозь дребезжание посуды мне показалось, что я слышу тихий вопрос со стороны кухонного диванчика:

— Ты ведь обманул меня?

Я резко выпрямился, словно меня застали врасплох и ударился головой о край открытой дверцы. Непроизвольно выругался, схватившись за ушибленное место, но тут же осекся, посмотрел в ее сторону. Она сидела на диванчике, глядя прямо на меня. В очередной раз показалось, что она видит меня насквозь. Хотя я знал, что глаза ее воспринимают только источники света и больше ничего.

— Ты что-то сказала? – неловко спросил я, потирая голову в том месте, где уже начинало саднить.

Она несколько секунд смотрела мне прямо в лицо, потом повернулась в сторону окна и повторила вопрос уже утвердительно:

— Я знаю, что ты обманул меня.

Я опешил:

— Ты о чем?

Она улыбнулась странной улыбкой с горьким привкусом и стала собирать ладонями несуществующие крошки на столе.

— Я не виню тебя. Ведь ты это сделал ради меня. Чтобы сделать мне приятно. Чтобы порадовать меня, — без тени обиды произнесла она.

Я побежденно сел на стул, чувствуя себя глупо. Я догадался, что она все поняла. Но как? Мы же кружили 2 часа на машине. Я создавал видимость дальнего расстояния. Искал место, куда не доносятся звуки города. Где пахнет только природой. Где я промахнулся?

— Никакого заката в горах ведь не было, да? – снова улыбнулась она и протянула через весь стол руку, чтобы коснуться моей.

Я помотал головой, подтверждая ее догадки. И опять без слов она все поняла, услышала и увидела каким-то невероятным своим чутьем.

— Да. Ничего не получилось, — вдруг обреченно произнес я, не глядя на нее.

— Почему же? – удивленно спросила она.

И медленно добавила:

— Это был лучший закат в моей слепой жизни.

Я почувствовал мучительную волну, которая поднималась фиолетовыми чернилами из самой глубины сердца и готова была поглотить меня всего без остатка. Вырвав свою руку из ее прохладной ладони, я стукнул по столу и сказал:

— Нет! Не говори так. Не говори это слово!

Она смотрела прямо перед собой в никуда и улыбалась снисходительно к моей слабости:

— Ничего нет плохого в правде. Это слово – правда. И это никогда не изменится.

— Нет! Ты все видишь! Ты видишь больше, чем я! Больше, чем мы! – упрямо твердил я, будто снова стал маленьким ребенком, которому рассказали, что Дед Мороз – это переодетый мамин брат. – И это изменится! Говорю тебе: изменится! Еще мало времени прошло!

Она встала, обогнула стол и обняла со спины, положив голову на мою.

— Конечно, мало, — успокаивающе повторяла она.

Я зло и порывисто зажмурил глаза, которые жгло предательскими слезами. Потому что мы оба прекрасно знали, что она права. Это никогда не изменится, сколько бы времени ни прошло.

— Сегодня я видела самый красивый закат, потому что ты смотрел на него моими глазами, — неожиданно сказала она и села ко мне на колени, целуя соленые ресницы.

— Ведь ты видел то, чего не было.

07.07.2021

© Анастасия Настурция Petro, 2021